К проблеме сравнительного количественного изучения политики (выступление)

кпн Баскакова Ю.М.

Выступление на IV Всероссийском Конгрессе политологов 20-22 октября 2007. Тезисы выступления опубликованы в сборнике "IV Всероссийский конгресс политологов. Демократия, безопасность, эффективное управление: новые вызовы политической науки. Сборник тезисов".М., 2006. С. 390-391.

К проблеме сравнительного количественного изучения политики

Можно ли назвать политологию точной наукой, такой, как математика или физика? Думается, что немногие ответят на этот вопрос утвердительно. Однако что можно считать критерием строгости или точности?
Биолог и систематик А.А. Любищев, посвятивший годы вопросам методологии биологического и гуманитарного знания, говорил, что точные науки называются точными не потому, что они достоверны, а потому, что в точных науках ученые знают меру неточности своих утверждений. Вместе с тем, как любая наука, политология претендует на формирование объективного знания, максимально свободного от субъективизма исследователя. Одним из инструментов такой объективизации становится применение количественных методов.
Стала уже общим местом ссылка на Канта, говорившего, что любая наука является наукой лишь в той мере, в какой она применяет математику. Современные политологи нередко пытаются обосновывать свои теории максимально формальными способами. Cпособов формализации много и сложно заранее оценить какой из них и в чем существенно деформирует изначально предполагаемые исследователем надежды. Таких формальных способов можно насчитать немало и применяются они как раз для проведения сравнительного анализа. При этом ценность для исследователя представляют не цифры сами по себе, и целью расчетов, в соответствии с тезисом американского математика Хемминга, является не число, а понимание. Понимание в целом спектре вопросов! Понимание уровня развития системы, понимание места государства в системе других государств, понимание направления движения и выработка рецептов.
Применение количественных методов при сравнительном анализе политики имеет длительную историю. (Выход на международный уровень начался с американского проекта «Измеримость наций» 1962. ) В настоящем выступлении нам бы хотелось обозначить некоторые проблемы применения количественных расчетов в межстрановом анализе.

Еще недавно политология в России только лишь отстаивала право на существование, доказывала свою предметную и методологическую состоятельность, заимствуя для этого в значительной степени западные разработки и результаты из смежных областей знания.
Многие из этих прививаемых веток прижились и были признаны отечественной наукой как классические. Это касается, в первую очередь, фундаментальных трудов, в том числе, в области сравнительной политологии.
Но после того, как отечественная политология институционально оформилась, «встала на ноги», выросли и участились проявления своеобразной конкуренции, имеющей корни не столько в научной среде, сколько в глубинных установках, нередко разделяемых и самими исследователями и государственными спонсорами научных исследований.
Эта конкуренция прямо связана с соревнованием идеологий, мировоззрений, культурных традиций. Любой, самый объективный исследователь не может оказаться вне этой культурной разницы, проиллюстрированной множеством концепций, показывающих глубину разрыва между Россией и Западом – от цивилизационного подхода Тойнби и культурно-исторических типов Данилевского до концепций политической культуры Алмонда и Вербы, от идей Третьего Рима до анализа их Чаадаевым.
Ни для кого не секрет, что использование количественных методов пока еще поставлено на Западе (прежде всего, речь пойдет о Соединенных Штатах как о безусловном лидере в этой области) гораздо на более широкую технологическую платформу, чем в России. Там существуют не только государственные структуры, занимающиеся сбором и обработкой статистической информации, но и множество исследовательских центров с подобной специализацией.
В России ситуация с данными сейчас обстоит намного хуже. Госкомстат собирает исключительно экономическую статистику, которую сложно непосредственно использовать для политических измерений. Помимо него можно назвать весьма ограниченное число институтов и фондов, которые имеют достаточно узкую специализацию – КАРНЕГИ, ВЦИОМ, ИНДЕМ, РОМИР.
Одна из проблем состоит в том, что все они собирают информацию внутреннюю – статистических центров, открыто занимающихся сбором статистической информации о зарубежных государствах, в России нет.

Зеркала придумали для того, чтобы понять про себя больше, посмотрев со стороны. Ю.М.Лотман неоднократно подчеркивал, что точки роста культур, цивилизаций, стран связаны с их взаимным рассмотрением.
Попытки количественной диагностики социально-политического состояния государств давно и последовательно проводятся западными учеными. В настоящее время в университете Мэриленд разрабатывается проект Polity IV как продолжение попыток Тэда Гарра оценить уровень институциональной демократии Polity III на основе им же прежде составленных индексов Polity I и Polity II (1974, 1995). С помощью двойной шкалы оценок демократичности и авторитаризма выводится оценка политического развития государств.
Ежегодные сравнительные количественные исследования проводит американский «Дом свободы» (Freedomhouse). Россия на протяжении 15 лет с начала перестройки оценивалась как полусвободная страна, а в прошлом году перешла в разряд несвободных, попав в один ряд с Ираном, Туркменистаном и Северной Кореей. Тот же Freedomhouse оценивает развитие политических прав граждан в нашей стране в 6 баллов из 7, где 7 баллов – низший показатель, означающий практически полное отсутствие таких прав. По той же шкале состояние гражданских свобод оценивается в 5 баллов. Во всех случаях оценка сравнима с уровнем развития тоталитарных либо авторитарных государств.
Можно привести ряд других количественных оценок политической системы, все они довольно подробно описаны уже в русскоязычной литературе. Но и другие зарубежные организации дают оценки, сходные с представленными. В частности, по уровню свободы прессы, в соответствии с подсчетам международной ассоциации «репортеры без границ» Россия гораздо ближе к коммунистическому Китаю, чем к западным демократиям.
Подобные заключения находят свое отражения в принятых научным сообществом концепциях. В пример можно привести концепцию институциональных матриц, предложенную С.Г. Кирдиной, которая утверждает, что долговременно существуют фактически два типа государств (свободные с рыночной экономикой и несвободные с административной). Такая модель, по сути, задает рамки: страна в ходе развития захватывается в одну их моделей или в переходную стадию без возможности отклонения. Бывший советник президента А. Илларионов в марте текущего года представил доклад, где анализировал связь между уровнем свободы в государстве и экономическим развитием.

Многие политологи и политики высказывают вслух сомнения в справедливости и объективности оценок, выставляемых России западными фондами. Вчера А.Ю. Мельвиль презентуя свой проект, назвал эти оценки предвзятыми.
Конечно, аргументы в духе: «Я Пастернака не читал, но считаю» заставляют вспомнить о том, что «нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».
Действительно, оценки эти не берутся с потолка, следует признать, что в каждом случае наличествует методика, опирающаяся на широкий круг данных, на определенную и проверяемую по ряду стран методологию исследования. В частности, в рассмотренном примере оценка развития политических прав в стране ставится на основе показателей конкурентности электорального процесса, политического плюрализма и функционирования госаппарата, а в оценку гражданских свобод входит свобода выражения собственного мнения, права ассоциаций и организаций, роль законов, права и свободы личности.
Однако, становиться в этот самый ряд и в хвосте ну очень не хочется и потому полезно подумать, почему этот образ («на самом то деле мы белые и пушистые») выстраивается столь неприглядно и эволюционирует в сторону все большей неприглядности.
Проблема заключается даже не столько в цифрах, сколько в выстраивающихся за этими цифрами метафорами. Государства в которых существует доминирующая и неэффективная иерархическая пирамида обычно характеризуются серьезным социальным неравенством, ограничением свободы информации и засильем цензуры, силовым подавлением инакомыслия. Состояние, близкое к предельному (его описал Оруэлл), дал ряд режимов прошлого века.
Околонаучный способ опровержения такого выстраивания состоит в анализе правомерности применяемой процедуры измерения. Проще и логичнее всего здесь усомниться в универсальности применяемой для построения таких обобщений методологии.
В этой связи, на наш взгляд, для России становится актуальным вопрос о позиционировании с помощью своей собственной системы шкал, которая могла бы дать иную, (более объективную?) картину и основывалась бы на иных показателях развития.

Однако, прежде чем пытаться отвергать или менять шкалы, полезно сравнить оценки происходящего с обеих сторон, иначе получится что-то вроде самооправдания, варьирующего от описания красот отечественного балета до ужасов российского климата (Паршев – «Почему Россия не Америка»- вполне в репертуаре профессионального нытика-троечника). или в духе гегелевского оправдания Германии как вершины развития абсолютной идеи.
Рассмотрим один пример недоразумений-разночтений в весьма важной сфере, по которой даются международные сравнительные оценки - затраты на вооружение.
По данным Стокгольмского института проблем мира и разоружения Россия конкурирует с Китаем по расходам на вооружение за второе место в мире после США.
Россия приводит другие данные. На интернет-конференции 6 июля 2006 Президент заметил, что расходы на оборону в России в 25 раз меньше, чем в США. Если вдуматься в эту цифру и вспомнить паритет СССР и США, то почти мороз по коже – беззащитны.
Расходы по статье «Национальная оборона» в 2006 составляют 666 млрд. руб. или менее 3% ВВП (Англ, Фр). Однако эту цифру нельзя использовать для международных сравнений, так как в других странах расходы на оборону вычисляются по-другому. Для получения корректного значения необходимо добавить те средства, которые Минобороны РФ получает через «гражданские статьи», расходы на содержание Внутренних войск и органов пограничной службы, ряд других расходов на военные цели. Страны НАТО включают в военные расходы также косвенные траты, в частности, выплату военных пенсий. В этом случае российские оборонные расходы составляют в 2006 4,04 % ВВП, что ставит Россию в число стран с наиболее высокими оборонными расходами, на второе место в мире после США — 4,06 % ВВП.
Подобная разница в подсчетах еще раз напоминает о том, что сопоставлять можно только то, что одинаково считается. Однако если сложности возникают с сопоставлением параметров, которые вполне поддаются учету, то куда большие сложности появляются при оценке показателей, имеющих известную долю субъективности.

Одним из ключевых вопросов здесь является выбор ценностной шкалы позиционирования. Почему необходимо измерять свободу, права человека, гражданские свободы, а не что-то иное: стабильность, суверенитет, духовность, наконец? Зачем нам дались западные свободы, если к свободе у них относятся вещи, которые принято считать заведомо неприемлемыми для русского менталитета, традиций и культуры: эвтаназия, однополые браки, коррида, буддизм, и свобода марихуаны (столь же непривычные для современной России как картошка, помидоры, газеты и носовые платки во времена Петра-I)? Для них это важно - отсюда направленность измерений. Но, может быть, у нас есть нечто более ценное, что мы также могли бы измерить, чтобы убедиться, что страна развивается прогрессивно, не деградирует? В этом и состоит ценность сравнительного метода.
Однако перечисленные понятия трудно разложить по полочкам и ввести для них единицы измерения, поэтому мы можем попытаться пойти от противного – определить вектор движения и из него вывести (исконные?) ценности. Самый простой способ для этого – проанализировать расходы бюджета.
Анализ прироста расходов на вооружение и изменений по статистическим показателям создает впечатление, что нефтедоллары привели руководство России к тому, что оно уже неявно приняло некоторую концепцию НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ, сильно напоминающую государственный капитализм с избирательным применением суда к тем, кто «не мог столько заработать» и с опережающим ростом пушек вместо книг, культуры и масла.
Вектор движения просматривается неплохо. Вопрос в том где это движение притормозится или не притормозится вовсе вплоть до нового цикла поисков врагов и борьбы за мир во всем мире (такой борьбы за мир, которая при случае хуже любой войны).

Уже после отправки тезисов для участия в конгрессе нам стало известно о презентации проекта «политический атлас современности», который был впервые представлен на заседании международной ассоциации политологов в Фукуоке, и который вчера был представлен участникам нынешнего конгресса А.Ю. Мельвилем. А потом группой исследователей во главе с М.В. Ильиным.
С учетом этого факта я бы хотела несколько изменить свое выступление и остановиться на ключевых моментах, которые возникают.
Предлагаемый атлас заявлен как:
1) неангажированный политически проект,
2) постулировано отсутствие универсальной модели развития,
3) основным кирпичиком МО является национальное государство.
Он включает в себя 5 индексов: государственности (РФ – 27 место, высокий уровень государственности), внешних и внутренних угроз, внешнего влияния (РФ – 7 место), качества жизни (РФ – 73), институциональных основ демократии (РФ – 93 место, серая зона).

Само появление новой шкалы, нового измерения можно только приветствовать, ибо это еще один новый взгляд на чрезвычано сложную систему государств. Однако при анализе объекта такого масштаба (целый мир – куда уж больше) любой исследователь потенциально рискует оказаться в роли одного из слепых, что изучают слона на ощупь.
Представленное исследование в контексте срвнения его результатов с результатами зарубежных фондов, рассмотренными выше, наводит на некоторые вопросы.
1) Может ли рейтинг или атлас, не дифференцирующий страны, в которых убивают политических журналистов, и все СМИ по сути государственные, от тех где их не убивают и все СМИ частные считаться политически неангажированным? (с учетом того, что он составлен в стране с несвободными СМИ и убийствами журналистов)
2) Может ли любое исследование в принципе быть свободным от ценностной шкалы? Западные фонды свою ценность декларируют – человек, его права и свободы – именно они ложатся в основу всех оценок.
Группа МГИМО такой ценности не декларировала. Была названа иная ценность – «объективная» картина мира. Но насколько продуктивен такой подход? Насколько он возможен в политической науке?
3) Было бы интересно попытаться позиционировать а названном рейтинге одиозные режимы.

Возможности измерять и сравнивать показатели развития политических систем давно теоретически и практически доказаны западными политологами, освоение и развитие количественных методов отечественными исследователями, на наш взгляд, способно продвинуть заметно вперед не только политическую науку, но и внести новые качественные подходы в политическую практику, что не менее важно.
Нам представляется, что на сегодня постановка подобной задачи и явное прорисовывание просматриваемых тут тенденций и альтернатив (скажем Е.Т.Гайдар применяет метафору реставрации к происходящему движению) – вопрос смысла деятельности политологического сообщества и профессиональной чести его участников.
В истории нашей страны были случаи когда специалисты (в частности, Бурлацкий) разрабатывали ценности и программу развития (в чем-то далеко не идеально сочетающуюся с реалиями их современности). Не исключено, что сейчас мы подходим к ситуации когда может созреть необходимость в профессиональном многопредметном подходе к решению сходной задачи.

Адрес текста http://rrpolit.narod.ru/pubs/report2006.htm